22.06.2017 14:02:00На теплоходе

В августе 1975 года мама отпраздновала свое пятидесятилетие. Мои родители решили отметить мамин юбилей путешествием на теплоходе из Нижнего Новгорода в Астрахань и обратно. Мне только что исполнилось шестнадцать лет, и эта их придумка была мне «в лом». Однако выхода не было — юбилей есть юбилей, и пятнадцатого августа я с видом приговоренного к пожизненному заключению поднимался по шаткому трапу на нижнюю палубу трехпалубного «лайнера» с гордым названием «Покорение Сибири». Мы заселились в каюту люкс (папа «психанул»!), которая состояла из двух небольших комнат и душевой, совмещенной с туалетом. По тем временам это было очень круто!

Мама сказала:

— Ой, Петя, сколько же все это стоит? — и порозовела от удовольствия. Папа, шмыгнув носом, многозначительно промолчал.

Пока они разбирали вещи, которые мы взяли с собой, я вышел на палубу, чтобы посмотреть на наших попутчиков. Мое внимание привлекли женщина и два ее сына, которые тоже вышли на палубу. Один, видимо младший, лет шести-семи, начал бегать туда-сюда по палубе, а вот старший… Старший был побрит наголо, темные очки закрывали пол-лица. Мама, что-то шептала ему на ухо, гладила по плечу, а потом протянула ему на ладони таблетку, которую он слизнул. Именно слизнул ярко-красным языком.

— Умница, Андрюшенька, — сказала женщина и поцеловала его в щеку.

Улыбаясь, легкой походкой она пошла посмотреть, куда убежал ее младшенький, а Андрюшенька повернулся в мою сторону и снял очки. Возраст его было сложно определить, но что-то показалось мне знакомым в его лице. То есть я вспомнил, что время от времени встречал людей с такими же удивительно похожими лицами.

— Мама, а почему у этой девочки такое лицо? — спросил я однажды.

— Это называется синдром Дауна, — ответила мама, тяжело вздохнув, — есть такая болезнь, сынок.

— А когда она выздоровеет? — спросил я.

— Нескоро, — сказала мама, еще раз тяжело вздохнув.

— Привет! — крикнул я Андрюше и помахал рукой. Он внимательно посмотрел на меня, ничего не ответил и отвернулся.

«Ладно, — подумал я, — понятно, болеет человек».

Наступило время обеда, и мы пошли в ресторан. Нас усадили за стол, накрытый чистой белой скатертью, и предложили сделать заказ из меню… Тем временем за соседним столом назревал скандал. Нашими соседями оказались Андрюшина мама, Андрюша и его брат. Четвертым за их столом был грузный мужчина в возрасте. Мужчина выговаривал официантке сиплым голосом:

— Немедленно пересадите меня! Я что, должен на это смотреть?! — он тыкал пальцем в Андрея.  — Я отдохнуть поехал, а мне дауны всякие аппетит портить будут?!

Лицо Сиплого было багровым, слюни летели в разные стороны. Официантка пыталась объяснить, что у них полная загрузка, что свободных мест нет. Андрюшина мама как-то сразу съежилась и постарела. Она молча сидела, опустив глаза. Андрюша смотрел на нее абсолютно растерянным взглядом маленького ребенка, а его брат начал реветь.

— Нарожают уродов! — не унимался Сиплый. — Скоро нормальным людям пойти некуда будет!

— Это ты, что ли, нормальный? — рядом с Сиплым стоял мой папа, бледный, как полотно, подрагивая левой щекой. Сиплый осекся и удивленно смотрел снизу вверх.

— Встать, животное! — жестко, до мурашек, скомандовал папа, схватил Сиплого за шиворот и, встряхивая, стал поднимать его со стула.

— А‑а‑а! — завизжал Сиплый.

— Петя! — прошептала побелевшими губами мама.

Худой, жилистый папа выволок визжащего, как поросенок, Сиплого в коридор. Когда папа вернулся в ресторан, кто-то за моей спиной интеллигентно произнес:

— Ну, зачем уж вы так-то?

И тут я увидел папин взгляд… — никогда до, никогда после я не видел у него такого взгляда и такого выражения лица! Говоривший сразу замолчал. Мама Андрюши сказала, вытирая младшему слезы одной рукой и поглаживая Андрюшу по голове другой:

— Спасибо вам, добрый человек!

— Люди всегда должны оставаться людьми! — вдруг улыбнулся доброй улыбкой папа.

Папа стал известным на корабле человеком, с которым здоровались все, включая членов экипажа и капитана, а я именно тогда понял, что нет ничего страшнее равнодушного отношения к тому, что сильный обижает слабого.