***
Дети растут долго. Старшего сына я знаю, кажется, дольше, чем себя, я прожил с ним четыре жизни как минимум, и все из них — счастливые. А ему 16 лет только. Второй, светлоголовый, на шесть лет моложе. Посмотрел я на них и говорю: пора вам в военный лагерь, мальчуганы. В армию в таком возрасте не берут, пойдёте в детскую армию, сейчас такие организуют специально для таких, как вы. Чтоб ночные построения, штурмы горных и речных преград, наряды по кухне, строевая подготовка, стрельба из лука и рукопашный бой непрестанный. Всё по-настоящему, да ещё в Крыму к тому же.
…и отправили мы их в Крым. В первый день лета.
***
Сам я в Крыму был один раз, в августе 1991 года. Поехали мы туда вдвоём со старшей сестрой, у нас тоже с ней разница шесть лет, как у моих старших. Мне было 16, а ей 22. Но нас принимали за мужа с женой. Наша тётка, помню, нас отговаривала: куда вы собрались, скоро всё успокоится, тогда и поедете в Крым. Мы вернулись домой 18 августа. Скоро «всё успокоилось» — и Крым ушёл в другую страну. С тех пор я точно знаю, что всякую свою блажь нужно претворять в жизнь немедленно, иначе придётся ждать чуда как минимум четверть века. И только если очень сильно ждёшь — оно сбудется.
За последний год я шесть раз был в Донбассе, а в Крым так и не добрался, всё некогда. Летом мы исправим это недоразумение: поедем туда с любимой и с друзьями. Заодно, сразу на выходе из казармы, встретим своих сыновей, бритых наголо, возмужавших солдатиков юношеского крымского спецназа. Сядем на машину и поедем по Крыму, по пути откармливая наших ненаглядных детей. Первым делом попробую пошутить в первое же утро, прокричав в их комнате: «Р‑р‑рота, подъем!» — и посмотрю, как они отреагируют.
Хотя, может, и не буду.
***
Впрочем, что-то я поспешил, заторопился, одну тему позабыл по пути. Начинать лето я привык следующим образом. Есть у нас маленький домик в большом лесу на берегу маленькой речки. Лес именуется керженским, а речка — Керженец. Туда бегу я в любое время года, едва выпадает возможность, и прячусь там, и зарываюсь — то в снегу окопаюсь, то листвой себя присыплю. И некоторое время лежу, слыша только своё бешеное сердцебиение.
Когда сердцебиение восстанавливается, я тихо выползаю из-под листвы на солнышко и начинаю набирать друзей в телефоне (для этого приходится забраться на самую высокую сосну, на самую вершину, иначе телефон не ловит). Друзья, говорю, приезжайте ко мне встречать лето (или осень, или зиму). И друзья, уже который год, едут.
Едет братик Колёк, едет революционер Илья, милиционер Олег, профессор Вячеслав, едет Саша Скляр, легендарный музыкант, едут Андрей и Ант, молодые музыканты, обожаемые подростками, и не только, по всей стране, едет художник Саня, смотавшийся из Израиля в Россию, едет Вася из Владивостока, Андрей из Северодвинска, Серёга из Санкт-Петербурга, Рич из Новомосковска, Хаски из Улан-Удэ, Митя из Якутска и Лёха из Саратова, едет актёр Андрей, с которым нельзя ходить по улицам, потому что его узнаёт каждый второй прохожий и норовит то сфотографироваться, то обнять, то, скажем, «по шерсти бархатной погладить». Соберутся друзья у меня, расчехлят свои гитары, скинут майки, чтоб поприжарить на солнышке заработанные за минувший год раны, и будет нам всем счастье. Тихое (иногда не очень тихое, ибо мы поем) мужское счастье. Которое мы то разогреем в бане, то остудим в реке. А девушек на свои праздники я не зову. Только жена за нами присматривает, чтоб мы, например, не утонули.
***
И мы не утонем.
Это будет ещё до Крыма.
А по возвращении из Крыма у меня есть ещё одно дело. Обычно летом я отказываюсь от всех своих поездок оттого, что езжу многие месяцы подряд и порой ловлю себя на мысли, что живу я в самолёте, в поезде дальнего следования, или в гостинице, или на книжных ярмарках, а где-то мой настоящий дом, я начинаю забывать. Чтоб эту память не растерять, я минимум пять месяцев живу только в доме, присыпанный, как было сказано, листвой или чем там ещё можно присыпаться. Никуда не ездил я прошлым летом, позапрошлым, позапозапрошлым, и еще лето назад, и два назад от него. Но этим летом решил сделать исключение, сейчас расскажу, как так вышло.
Когда-то, когда я был маленьким, вернее, почти уже большим, как мой старший сын, я жил не расставаясь с гитарой. Я не мечтал быть не писателем и не омоновцем, не журналистом и не каким-то там деятелем. Я мечтал быть только музыкантом, исключительно музыкантом, потому что — лучше музыки нет ничего. Музыка — это такая радость, от которой через весь мир идёт волна, и ты верхом на этой волне мчишь. Я не расставался с гитарой в 15 лет, в 16 лет, и в 17 не расставался, и в 18 не расставался. Я так любил свою гитару и своих друзей, у которых тоже были гитары, а также барабанные установки, флейты и разнообразные клавишные инструменты, что порой я предпочитал провести время за совместным исполнением музыки, а не на свидании. Но потом в мир пришли сквозняки и разнесли нас по белу свету — всех моих товарищей и меня самого. И пришлось мне надеть форму, маршировать, носить автомат, а потом писать про это книжки и еще стать каким-то там деятелем. Однако детские мечты не погибают — мы, собственно, живем только ради того, чтоб однажды воплотить их в жизнь. И я решил воплотить свою мечту.
Однажды я обзвонил своих друзей-музыкантов и сказал им: чего вы там играете чёрт знает с кем и чёрт знает где, давайте опять играть вместе, как, помните, мы делали, страшно молвить, двадцать пять лет назад. И они сказали: а давай. Мы собрали группу и записали пластинку. И сказали себе: это было хорошо.
И решили мы сделать фестиваль. А место для него выбрали не простое, а удивительное: Новый Иерусалим — тот, что под Москвою, в сорока километрах от столицы. На фестиваль ко мне приедут все те, кого я люблю и на кого смотрю с интересом: другие музыканты и другие писатели, другие журналисты и другие какие-то там общественные деятели. Там будут сначала петь, а потом играть спектакль по моему роману Андрей и Ант, которых я упоминал. Еще там будет петь Саша Скляр, которого я тоже упоминал. Там будут писатель Сергей, писатель Герман и писатель Михаил — мои товарищи и сверстники. Там будет читать лекцию по древнерусской литературе мой друг и прекрасный сочинитель Евгений Водолазкин. Туда приедет сам Эдуард Вениаминович с охраной. И выскажется. И глава «Эха Москвы» господин Венедиктов тоже там будет и прочтёт свою лекцию. А в финале споём и мы, моя группа, дадим самый свой большой концерт, и, говорят, самую злую нашу песню (про «Пора валить тех, кто говорит "Пора валить"») выйдет с нами спеть Леся Рябцева, есть такая новомодная звезда журналистики. Чего только не будет, в общем. Все приедут, и вы приезжайте.
Случится это посреди июля, так что следите за руками… то есть, простите, за рекламой.
***
А потом мы вновь воссоединимся всей нашей семьёй и поедем на Алтай. Потому что на Алтае мы ещё не были. Мир большой, хотя не настолько большой, как нам кажется, а вполне постижимый — но, парадоксальным образом, посреди этого мира лежит Россия, которая больше и разнообразнее всего остального мира, и она непостижима. Её надо постигать.
Этим летом мы не станем выезжать за пределы своей любимой Родины, но, напротив, будем кружить в этих пределах и получать неслыханное удовольствие. Такие у нас планы на нас.
И что самое удивительное. И даже когда мы вернемся с Алтая, у нас останется еще огромный кусок лета впереди. Огромный, как самый длинный шампур, на который насажены самые масляные, с легкой корочкой куски самого вкусного зверя, а также самые разноцветные и удивительные овощи, истекающие и призывные. И вот мы смотрим и никак не решимся: как бы укусить и не обжечься.
Кусай, не обожжёшься. Потом будет поздно.