20.03.2014 10:33:00Иди ко мне, я буду твоим господином

    Мода — безусловно, женщина. Слаба, мимолетна, ранима, разноцветна. Казалось бы, ее легко победить, чтоб управлять ею. Но раз мода — женщина, то она и повелевает, время от времени выстраивая мир под себя, ежеминутно меняя свои предпочтения, страдая очаровательным отсутствием логики, меры, такта.

    Мода — блистательный мир. Взирающему на этот мир кажется: если тебя приобщат к лоску и аромату моды, есть шанс стать небожителем.

    Человеку скучно быть похожим на себя, ему нравится быть похожим на кого-то, кто кажется ему лучше, успешней, сильней. Позавчера было красиво платье в горошек, вчера рваные джинсы — больше на размер, сегодня — джинсы на размер меньше. От драгоценных камней величиной с яйцо к простоте и обратно. От изысканных форм к бесформенности и снова назад. Отличаться от всех так, чтобы стать неотличимым от лучших: это, знаете ли, задача.

    По совести говоря, на моду легко обрушиться, обвинить ее в потворстве человеческой слабости, пошлости или глупости. Но все эти претензии стары, стары. В конце концов мода — это не только отличная возможность успешной паре явить себя в свете.

    Дань моде отдают монархи, генсеки и тираны. Или даже устанавливают ее. Петр заставлял бриться и носить парики — он был тот еще модник, повлиял на русский мир много больше любого модельера. Догадываюсь, что помимо бритых бород, париков и камзолов для мужчин появились тогда и все эти женские чудачества — корсеты, чулки и прочее декольте. Петр лично проверил, как это работает, и сказал: «Хорошо».

    Кеннеди, Троцкий, Кастро — чем не образчики моды, которая проходит насквозь сезон за сезоном и будет неистрибима еще многие годы, десятилетия, а то и столетия. Если б мы наверняка знали, как выглядел Чингисхан — о, как влияло бы его одеяние на стиль одежды многих и многих.

    Древние греки или римляне — разве они не продолжают влиять на нашу моду?

    Древняя Африка, Древняя Индия, Древний Китай — все это полноценные участники парада мод, они отвоевывают свое пространство, подспудно диктуют те или иные тренды. Великая цивилизация — всегда тренд.

    А сарафан, косоворотка, тельняшка — куда они денутся? Толстовка? Между прочим, редкий случай, когда блажь русского барина и по совместительству гениального писателя стала международной модной приметой. Комиссарский кожаный пиджак, наконец. Кепка-хулиганка, брюки клеш, косынка — да мало ли что.

    Мода влияла на победы армий и на их поражения тоже.

    Мода касается даже такого консервативного института, как церковь. Когда нынешние борцы с переизбытком церковного благолепия говорят про роскошь одеяний патриархов — разве они не догадываются, что все эти, казалось бы, излишества в данном случае есть обязательная и неизбежная составляющая ритуала? Церковь, чтобы влиять, должна восхищать — иначе зачем весь мир возводит такие храмы? Священник, равно как и генерал, флотоводец, астронавт, должен выглядеть величественно. Он ведет нас к иным мирам, мы вверяем ему свою душу и тело.

    Порой моду воспринимают как стихию — и что-то в этом есть, опять же, схожее с женщиной. Не хочу ботинки-лодочки, хочу милитаризма, берцев, кожаных ремней. Разонравились мини, хочу макси. Долой косу до пояса, бреюсь наголо.

    В моде действительно присутствует что-то от живой природы. Налетел ветер, поднялись волны, смыло побережье. Выигрывают те, кто угадал ее приход за полшага: будь то одежда, автомобилестроение, кулинария, музыка или литература. Заступил черту — и ты последний. Вышел на старт за день до соревнований — над тобой только посмеялись. Потом узкий специалист снисходительно похвалит: этот парень предвосхитил время.

    Но главный кэш берет всегда тот, кто плевать хотел на время — а делал свое дело, и время отдалось ему.

    В прошлом веке пальму первенства держали музыканты и артисты, чуть реже — писатели. Гламур Элвиса Пресли, мотоциклистская куртка Алена Делона, взметнувшееся платье Монро, бондиана Шона Коннери, хайр и очки Джона Леннона, дреды Боба Марли, трансформировавшиеся в задорный прикид Джека Воробья, аскетизм Брюса Ли и плащ Брендона Ли, кожаные куртки Depeshe Mode — по этим признакам опознавали и опознают своих на любом континенте. Свой непобедимый стиль дал Маяковский — самый модный, наряду с Гагариным, советский тип. Старина Хемингуей надел свитер грубой вязки и сберег от простуды огромное количество научно-технической интеллигенции и гуманитариев нашей страны: они последовали его примеру. Потом в этом свитере появился Олег Янковский в «Обыкновенном чуде», и свитер стал еще ближе и роднее.

    Каддафи был похож на Майкла Джексона: и не поймешь, кто кого обворовал.

    Брис Уиллис побрил наголо армию мужчин, живущих по разные стороны всех океанов.

    А Че Гевара просто красиво прожил красивую жизнь, не забыв описать ее в дневниках: теперь он смотрит на мир с миллионов маек и воспроизводится чаще, чем любая поп-звезда. Посудите сами: кто выиграет в этом соревновании — он или Мадонна с Гагой? Не дам и цента за двух див.

    Роберт Смит из группы Cure переодел и накрасил Цоя, Кинчева, Борзыкина и «Агату Кристи». Следом в 90‑е переоделись в России миллионы подростков в черное, немаркое, отрастили челки, подвели сумасшедшие глаза. Потом на этой основе выросло поколение эмо.

    Не так давно пришли негры из Гарлема, натянули на голову капюшоны, на бычьих шеях — золотые цепи и серебряные кресты — они сделали всему миру рэп. Мир поначалу отшатнулся, потом привык.

    Причем причины всего случившегося сплошь и рядом были банальны и даже приземленны. Хемингуей занимался рыбалкой и охотой — ему в свитере казалось удобней. Брюс Уиллис начал лысеть и устал расчесывать последнюю прядь так, чтоб она спрятала голый череп. Майкл Джексон всего боялся и хотел выглядеть воинственно. Роберт Смит был ни разу не гей, как и все его русские рок-наследники, зато обладал заурядной и стертой внешностью, поэтому раскрасил себя и стал похож на привлекательного демона. Негры же так долго бедствовали и голодали, что золото для них стало подтверждением статуса — а капюшоны и прежде, и теперь помогают им смотаться с места преступления так, чтоб их не засекли камеры слежения и не опознали полицейские.

    Все перечисленные подчинили моду себе, навязав себя миру. «Женщина, рядом!» — скомандовали они. И мода подчинилась.

    Сегодня взломаны все иерархии: аристократия стремится одеваться неброско, барышни изображают крестьянок, крестьянки рядятся в барышень, пацифисты наряжаются как военные, президенты похожи на актеров, актеры на астронавтов, бояре на холопов, опричнина на экологов, правоохранители на бандитов — все смешалось.

    Но мода, как и прежде, ждет того, кто придет и по праву харизмы, таланта, силы, удачи научит ее послушанию. Быть может, он будет являть собой нечто среднее между мужчиной, женщиной и конфетной оберткой и пахнуть будет как леденец. Но, быть может, он будет пахнуть зверем, есть мясо с ножа, а из особых примет у него останется только шрам через половину лица. Что до его одежды — она окажется черна, красна, огнеупорна, непромокаема.

    Никто не знает, как будет. Но я предпочел бы второй вариант.