В лихие девяностые я, помимо культуры, занимался довольно крупным бизнесом, связанным с продвижением одного вида продукции на мусульманский рынок. С этой целью я по гостевой визе вылетел в Азербайджан. Мой друг договорился о встрече с Президентом. В Баку меня встретил помощник президента и отвез в гостиницу. Где-то в час мне кто-то позвонил и сказал, что встреча с Президентом состоится в пятнадцать ноль-ноль. И поэтому за мной заедут в два часа. В два я вышел и сел в машину. Машина помчались вдоль длинных каменных заборов, затем, неожиданно свернув, прошмыгнула в какие-то открытые ворота. Меня вытолкнули из машины. Во дворе стоял бородатый сердитый мужчина.
— А где Президент? — удивился я.
Мне ткнули в бок пистолетом. Стало понятно, что Президента не будет. Бородач низким, властным и усталым голосом спросил меня:
— А скажи, дарагой, кто может за тебя заплатить деньги?
— Какие деньги? — поперхнулся я. — Вы, очевидно, меня с кем-то перепутали.
— Мы никогда ничего не путаем, дарагой, — и он кивнул своим нукерам. Те посадили меня на бревно. Человек в черной маске поднял топор. И, кровожадно глядя на меня, стал покачивать им из стороны в сторону. У меня мурашки пробежали по телу. Напротив стоял штатив с видеокамерой. Бородатый сказал:
— Проси, дарагой, чтобы за тебя заплатили. Хорошо проси.
— Кого просить? — не понял я. И оглянулся вокруг. Хмурые люди вокруг меня не изъявляли никакого желания что-либо платить за меня. Скорее наоборот.
— Ты в камеру проси. В камеру, дарагой.
Я обернулся к камере. Потом к бородачу.
— Извините, так и не понял, что просить и у кого.
Бородач шевельнул пальцем. Кто-то сзади влепил мне в ухо, и я кубарем слетел с бревна. Подбежавшие нукеры стали яростно меня пинать. Переломав мне половину ребер, они остановились и опять посадили на бревно перед камерой. Теперь мне все стало ясно. Я открыл глаза и стал просить. Когда замолчал, Бородатый опять шевельнул пальцем. Лучше бы я не замолкал. Тот, в маске, с топором, схватил мою правую руку и, не успел я моргнуть глазом, как он оттяпал мне указательный палец. Это было настолько неожиданно, что я даже вначале ничего не понял. И только когда палец упал на землю в пыль, боль дошла до моего сознания. Вот тут-то я завыл, вот тут-то закрутился. Вот тут-то слезы, кровь. Вот тут-то они меня и снимали. Я представляю, какой был финал этого короткометражного фильма. Через какое-то время меня, даже не перевязав, поволокли в курятник. Там, отодвинув корыто, сбросили в «зидан». От боли и неизвестности через какое-то время я, осоловев, забылся в этой вонючей яме. Разбудил меня страшный шум наверху. Несколько раз грохнуло. Затем зазвучали выстрелы. Потом еще раз громыхнуло, и все затихло. Потом кто-то отодвинул корыто и откинул люк. В мое вонючее жилище скользнул луч фонарика. Меня назвали по имени. Протянули руки. Когда я вышел из курятника во двор, моим глазам предстала ужасная картина. По двору, разбросанные невидимой силой, валялись в разных позах мои похитители. Судя по их окровавленным телам, они были не совсем живы. А их бородатый командир вообще почему-то лежал без ног. Ноги валялись рядом, у небольшой, но глубокой воронки. Среди множества людей в камуфляжной форме, возбужденно перемещающихся по двору, я заметил встречавшего меня в Бакинском аэропорту представителя Президента. Он, улыбаясь, шел ко мне, широко расставив руки.
— Дарагой. Жив. Здоров. Слава Аллаху.
Слава не слава, но я ему сразу показал, что у меня осталось от указательного пальца. Он поцокал языком и заверил, что их гениальные врачи пришьют другой: «новый будет, лучше старого». Когда мы уже ехали в Мерседесе, я поделился с моим освободителем своими мыслями.
— Понимаешь, Мамед, после того, как мне отрубили палец, я уже думал, что мне конец.
— Как ты можешь так говорить, дарагой? — неподдельно возмутился мой собеседник, — ты не просто гость в нашей стране. Ты — гость Президента.
С тех пор я стал ездить в азиатские страны только по приглашению Президентов.