24.10.2017 17:29:00Сергей Полунин

В «Убийстве в Восточном экспрессе» нас было двенадцать человек. Среди них были легендарные актеры, для меня они словно с плакатов сошли. Режиссер дал мне много свободы. Я сидел и думал: «Что вообще происходит? Они что, не понимают, что я…» Сначала у меня была паника. На самом деле тебя никто не научит, как правильно сидеть, как есть, как правильно вилку держать, когда включается камера. Нужно это просто почувствовать, твоя ДНК должна к этому адаптироваться.

Мне было очень комфортно на площадке, кроме первого дня… Но вот что меня поражало. Мы отсняли дубль, и тут я замечаю, что мой сосед неправильно пистолет держит. Я говорю об этом своей экранной жене — Люси Бойнтон. Режиссер это все тоже замечает и говорит свои пожелания даже актерам с пятидесятилетним стажем. Ко мне он был очень добр, я ощущал, что он меня всегда поправит и не даст сыграть плохо.

В какой-то момент я понял, что не нужно ограничивать себя словами, определениями и клише. Как только я себе сказал: «Я не танцовщик» или «Я не актер», я почувствовал невероятную свободу. Добиваться своего нужно не в смысле вертикальной карьеры, а расширяя свои возможности во все стороны. Я могу танцевать, потом вдруг захочу сыграть в каком-то проекте как актер. Или участвовать в съемке. Или поставить балет как хореограф. Когда ты перестаешь загонять себя в профессиональные рамки, тебе открывается весь мир. Я себя снова чувствую ребенком, которому все приходится открывать впервые. Художники же как дети. Мне сейчас лет шесть, не больше.

Мне комфортно быть с камерой, я оживаю, когда камера присутствует. Сначала было очень необычно и не то чтобы боязно, а… знаете, такое странное ощущение: сидишь и думаешь, должен ли ты тут вообще быть? Когда рядом легендарные актеры… У меня дома висит постер фильма «Лицо со шрамом» с Мишель Пфайффер, а на съемках «Убийства в Восточном экспрессе» я вдруг обнаруживаю, что она сидит рядом, а напротив — Уиллем Дефо! Но я быстро адаптировался.

Мне всему нужно было учиться. Буквально как стакан держать, когда камера проходит мимо, — но я наблюдал за коллегами и учился у них. И метод применил такой же, какой применял в балете, — я ведь на сцене никогда не продумываю партию в деталях. Я выхожу на сцену и действую по интуиции. И я делал все неподготовленно, потому что я просто не знал, как готовиться.

Я много смотрел кино. Обожал Сильвестра Сталлоне. Пропустил в детстве все ранние фильмы с Микки Рурком и открыл их для себя уже взрослым. Вообще все герои боевика были моими любимыми — Жан-Клод Ван Дамм, Арнольд Шварценеггер…

Я стараюсь избегать сплетен и интриг. Я просто физически плохо себя чувствую, когда начинаются какие-то шепотки. Люди в театре очень хорошие, светлые, но да — есть много негатива, и возникает он из-за того, что все сражаются за одну роль. 150 или 200 человек метят на одну и ту же позицию, в любой момент тебе могут дать роль и роль отнять — в такой ситуации сложно всем: и артистам, и руководителям труппы. Получается не командная работа, а каждый сам за себя.

Я считаю, что правильнее импровизировать. Правильнее доверять жизни, доверять космосу, что даст тебе дорогу и правильных людей. И я верю, что если довериться жизни, то не может быть, что она тебя не направит в нужный момент. Не надо продумывать все заранее — я не понимаю людей, у которых график расписан на три года вперед. Ты не оставляешь жизни шанса сделать тебе сюрприз. А я не знаю, где буду через четыре дня. В Тибете такое же мировоззрение: живи — и сама жизнь даст тебе правильные возможности.

Я не боюсь конца балетной карьеры, поскольку моя жизнь никогда не ограничивалась танцем. Меня очень много чего еще интересует в жизни. В данный момент это кино. Мне хочется в этом разобраться, хочется узнать, смогу ли я быть хорошим актером.

Физически кино намного легче балета. Балет — это упорный одиннадцатичасовой ежедневный труд. А кино — это игра, на площадке я ощущал себя ребенком. Я бы не назвал это работой. Конечно, в кино тоже могут быть сложности, но другого толка.

Кино нельзя научить. Надо оказаться в этой среде и приспособиться. Зато я могу сказать, что я учился у лучших: я видел, как работают Джуди Денч и Шарлотта Рэмплинг, и, наверное, это самый важный опыт, который я мог получить.

Путешествие на одном из самых роскошных поездов Европы неожиданно превращается в одну из самых стильных и захватывающих загадок в истории. На новую экранизацию знаменитого романа Агаты Кристи брошены лучшие силы. Джуди Денч, Пенелопа Круз, Мишель Пфайффер, Джонни Депп, Уиллем Дефо... А наш Сергей Полунин, исполняющий роль графа-танцора, в первой своей кинороли получил возможность надавать всем вокруг в челюсть, причем с ноги. | 16+

Танцовщики не взрослеют, они остаются детьми лет до сорока. Ты всегда у станка, всегда в зале и практически не видишь жизни. А потом, да, — сразу пенсия. И помощи какой-то нет, никто не отстаивает твои персональные интересы ни в Англии, ни в России.

Удивительным образом тело подстраивается к тому, чем ты занимаешься. Мое тело на самом деле не было под балет выстроено: я был такой маленький, крепкий, коротенькие ножки — изначально меня отдали в гимнастику. Но при этом такого, чтобы мое тело как-то подводило меня или в чем-то меня ограничивало, я не припомню.

Отношение к телу в балете меняется постоянно. Например, раньше танцовщики были поплотнее. В какой-то момент все, напротив, должны были быть очень худыми. Но уже сейчас на Западе нет такого, что балерина должна непременно быть тонкой. Девочка может быть и мощной, и в труппе там можно встретить танцоров очень разной комплекции. Нужно просто выбрать тот театр и тот проект, где ты можешь подходить на определенную партию.

Не думаю, что я чего-то хорошего достиг в балете. Но мне хотелось бы изменить индустрию — облегчить жизнь молодым танцовщикам и приблизить балет к массовой аудитории. Я хочу, чтобы у всех зрителей был доступ к выступлениям — неважно, по телевизору, в кинотеатрах, на стадионах.

Я больше не ощущаю себя танцовщиком. Более того, я уже воспринимаю информацию не как танцовщик. Чисто интуитивно я тяготею к актерству. Я уже начинаю вести себя натурально перед камерой. Я уже задавался вопросом, что я выберу — балет или кино. Но окружение меня все еще поддерживает и не дает уйти из танца. Пока я совмещаю, но в моей жизни все меньше становится танца. А вот когда я получаю предложение сняться в фильме или читаю сценарий — что-то загорается внутри.

Я никогда ни о чем не сожалею. Одинаково позитивно воспринимаю и хорошее, и плохое. Единственное, о чем я сожалею, так это о том, что я только начинаю учиться строить что-то конструктивное, не разрушая ничего старого. Так что я сожалею только об этой своей неспособности.