Гений природы не перестанет удивлять никогда. Казалось бы, вот я, вот моя любимая женщина — все нам в себе понятно, все нам с собою ясно. Мы уже собрали из нас трех детей — и в очередной раз нам казалось, что ничего оригинального уже получиться не может — есть умное дитя, есть веселое, есть красивое. Одно на папу похоже, другое на маму, третье на папу с мамой. Одно взяло мамину сосредоточенность, другое — папину общительность, третье — нашу с мамой работоспособность. В конструкторе вроде бы и нет настолько много деталей, чтоб всякий раз строить новую судьбу, новый облик, новый характер. Но тут нам выпало выносить очередного, на этот раз четвертого, ребенка.
Мы затаились: а что там? Чего ждать? Нам говорят: ждите девочку. Вдруг будет один в один, как, например, второе наше дитя, только женского пола — засомневались мы. Или такая же, как третья — практически близнец. И будет у нас две одинаковые девочки. Что тоже, конечно, неплохо. Рассчитав, выяснили, что девочка должна родиться под созвездием Рака. Что ж, я сам июльский, я к этим ползучим, с клешнями, ребятам отношусь хорошо — да и жена вроде терпит. С чем я точно никогда не хотел иметь дела — так это с женщинами, рожденными под созвездием Львов. О, эти львиные характеры! Этот зубастый нрав! Этот их рык, эти их непобедимые привычки властвовать и побеждать. Хорошо, что не Лев, хорошо, что не Лев, повторял мысленно я.
Но у девочки, срок рождения которой был назначен на первое июля, были другие планы. Первого она даже не подавала сигналов. Мы ее ждали через неделю, в качестве подарка мне на день рождения — но и тут она отсиделась. В середине июля мы начали ее увещевать: доченька, выходи уже. Она не реагировала. Двадцать первого июля я понял: все, до свидания, моя ракушка. Папа опасался Льва — и папа получил своего Льва.
Дочь мы назвали Лиличкой. Львиная Лилька. Она с первых дней много и загадочно улыбалась. Поначалу этому не придавали значения — младенцы еще не имеют возможности осмысленно реагировать на родителей, это все сказки. Но эта действительно улыбалась всякий раз. Отойдешь от кроватки — лежит молча. Наклоняешься над ней — тут же расплывается в улыбке. Отойдешь — строго лежит. Наклонился — расплывается в улыбке. Целыми днями можно было так себя развлекать. У нас все дети были спокойными, но Лилька в этом смысле давала остальным большую фору. В младенчестве она капризничала крайне редко — собственно, мы и не особенно помним таких случаев.
Ребенок рос, по-прежнему много улыбался и не терял присутствия духа, чем несколько ослабил мои тяжелые ожидания предстоящего поединка со Львом. Наконец, папа расчувствовался и раскрылся. И в этом году, когда Лилька из улыбчивого кулька начала превращаться в маленького человека, я совершенно неожиданно получил то, чего уже подзабыл ждать. Она все-таки оказалась Львом, да. Все мои педагогические наработки этот Лев перегрызает в один перекус. Расслабляться с ним нельзя никогда, да оно и не даст, это милое, ангелоподобное существо. Лилька каждую минуту проверяет силу своего характера и своего влияния. Если ты даешь — не толще волоса — малейшее ощущение своей разнеженности, слабости или податливости — она тут же требует втрое больше.
В три годика она смотрит своими невинными, огромными, голубыми, нежнейшими глазами и просчитывает все варианты — «что я еще не предприняла, чтобы: а) получить эту конфету; б) лечь спать позже; в) сделать так, чтоб со мной провели максимально много времени, всячески меня веселя и ублажая». Эта шахматная партия продолжается ежеминутно. «А если я вот так попробую». «А вот так я еще не делала». «А что ты скажешь, папа на такой жест?»
Девочка-Лев — это женщина в идеальном исполнении. Мы опытные родители. Мы очень опытные родители. Наши дети никогда не капризничают, не требуют лишнего, не устраивают истерик ни дома, ни тем более в общественных местах. Когда я вижу, как чужой ребенок падает на улице на пол и неистово, оглушающе верещит, чего-то требуя, мне становится физически плохо: как родители довели дитя и себя до такой жизни? Вдвое глупей, когда родители начинают при всех этого ребенка трясти, вытрясая из него душу, и сами столь же неистово и оглушающе орут на него. Но Лиля… Лиля способна вывести на эту грань в несколько ловких движений. Дома она понимает, что шансов на истерику нет ни малейших — при первых же поползновениях мама переносит ее в отдельную комнату и сообщает: «Успокоишься — придешь». Она успокаивается за три секунды. Но однажды мы пошли вместе в ресторан — папа, мама и четверо детей. Лиля мгновенно поняла, что здесь она сможет руководить ситуацией. Она делала все то, чего трое ее старших — не делали никогда. Независимо ходила по всему ресторану. Сидела на спинке дивана, громко декламируя что-то из Чуковского. Пробовала все блюда и требовала все напитки. Царственно повышала голос, если ей не подавали ложечку. За год ей ни разу не позволили сделать это дома — но она мгновенно улучила возможность отыграться. Как будто все это время ждала и вот дождалась. Мы миролюбиво, сжав зубы, смотрели на нее и молча кивали головами — и я, и моя любимая. «Хорошо, Лиличка, хорошо. Чего тебе еще, ангел?» Когда все это представление закончилось, мы вышли на улицу и фактически хором сообщили: «Знаешь ли ты, Лилия, что в ближайшие три года ты больше не попадешь в ресторан?» Она равнодушно сделала плечиком: в том смысле, что — еще как попаду. Нет, Лиля, не попадешь. Только не подумайте, что я жалуюсь. Я просто в восторге.
Во всем остальном она проявляет паранормальные способности. Несколько детских стихотворных книг, которые мы с ней читаем, она помнит едва ли не наизусть — по крайней мере, читая толстый том упомянутого Корнея Ивановича Чуковского, я могу остановиться на любой строке — и она ее продолжит. Днями провел эксперимент и в двухсотстраничной книжке народных потешек читал в каждой потешке первую строку — предоставляя Лильке произнести вторую, — и она произнесла во всех, кроме одной, которую я и сам никак не запомню.
Когда я или моя любимая остаемся с ней наедине — Лилька становится необычайно покладистой, отзывчивой и доброй. Куда что девается! Выводы из всего этого просты до банальности. Любой женщине, точней, любой львице, точней, вот этой конкретной Лильке, — нужно все внимание. Не часть внимания, не осколок большой родительской любви, не полчаса чтения в дневной сон и час совместной игры после сна — а вся жизнь, все время, вся нежность и вся любовь без остатка. Учи меня, дитя мое, учи. Я учусь. Я научусь.
Папа, который дома бывает редко, все по городам да странам, пытается — в шутку — Лильку обмануть. Едва остаемся вдвоем, я говорю ей:
— Папа тебя сильно любит. Очень сильно. Обожает. Вот так сильно, — и показываю руками как: во все небо моя любовь. — А мама, — продолжаю я шепотом, — чуть-чуть любит. Вот столечко любит, вот так, — и показываю ей ее ноготок на прекрасном мизинчике. — А папа си-и‑и‑и‑льно-о‑о! А мама — чуть-чуть, с ноготочек.
Лиля загадочно улыбается. Мама, которая заправляет белье в стиральную машину, все это слышит и громко говорит из ванной:
— Лиль, он врет все! Мама тебя сильно любит! Скажи ему, как мама тебя любит!
Лилька взмахивает руками и даже немного подпрыгивает на диване:
— Си-и‑ин‑на! Вот так!
— А папа как? — дистанционно руководит мама, суетясь с бельем в ванной.
— А папа цуть-цуть! — и Лилька лукаво показывает ноготок.
— Мама шутит, — увещеваю я ее шепотом. — Мама чуть-чуть, а папа — сильно! — и я еще шире раскрываю руки.
— Это ты сутишь! — отвечает Лилька, замирая от счастья.
…В эту игру мы можем играть тридцать раз в день. Ей не надоедает. Женщине такие вещи никогда не надоедят. Тем более если она — Лев. Я знаю, что тебе подарить на Новый год, Лиля. Такого же зверя, как ты, только молчаливого, мягкого и мохнатого.