Нет ничего интереснее, чем наблюдать людей.
Да-да, именно «наблюдать людей», а не «наблюдать за людьми». Второе относится к компетенции врачей или силовых структур, а вот наблюдая друг друга, мы меняемся, испытываем эмоции (к сожалению, не всегда положительные) и накапливаем тот самый «жизненный опыт».
Колю Шелкова я знаю уже лет тридцать. Вырос в хорошей семье, мама — учитель и отменный кулинар, папа — детский писатель и замечательный рассказчик. В общем, обычный человек — не семи пядей и не дурак, учился, женился, развелся, женился — ничего особенного. Однако было в нем то, что уже почти утрачено в нашей сегодняшней жизни. То, что стало не модным и странным. То, что еще вчера считалось обычным, само собой разумеющимся, а сегодня вызывает недоумение, а зачастую просто раздражает.
Коля всегда, везде и всем говорил правду. В любых обстоятельствах, не взирая на чины и звания, а также возможные проблемы в дальнейшем, Шелков резал правду-матку уверенно и ни минуты не сомневаясь в своей правоте. А чего сомневаться-то — это же ПРАВДА! Правда его, конечно же, была субъективной (а как по-другому?) и отражала его картину мира, добра и зла, подлости и справедливости.
Один раз, когда мы с ним пили лучшее в мире «Жигулевское» пиво, отстояв полчаса в «чапке», ожидая целительную влагу, Коля увидел нахала, который, раздвинув мощными руками очередь и не реагируя на возмущенный ропот, взял две кружки пива и спокойно пошел к ближайшему столику. Несмотря на то, что нахал был просто в два раза крупнее Шелкова, Коля сказал ему… Когда Коля пришел в себя и встал с пола, то просто взял кружку и двинул обидчика по башке. После этого нахал стал инвалидом, а Шелков три года шил рукавицы, овладевая новой профессией и помогая защищать мозолистые ладони строителей коммунизма.
Потом были времена перестройки, ускорения, развала СССР, приватизации. Кто-то рассказывал мне, что Шелков занялся бизнесом и даже неплохо преуспел в нем.
И вот однажды я увидел его. С плаката, на котором было написано: «Ничего для себя, все для людей!», чуть постаревший и располневший Колян уверенно смотрел через очки на прохожих.
Шелков стал депутатом Городской Думы, а газеты пестрели выдержками из его выступлений, в которых он обличал власть, разоблачал взяточников, — в общем, как всегда, говорил правду и ратовал за справедливость. Он вступил в немодную Коммунистическую партию и возглавил ее городское отделение. Шелкова узнавали на улице, жали руку, просили сфотографироваться вместе с ним. Всем было понятно, что, наверное, он окажется в Государственной Думе.
Вскоре у него возникли проблемы с бизнесом. Налоговые проверки, выемка документов. В мгновение ока Коля превратился в глазах избирателей из кумира в коррупционера. Шелков боролся за правду долго и бескомпромиссно. В выборах он больше не участвовал, ходил по судам, писал жалобы, ездил в Москву…
О нем быстро забыли не только избиратели, но и товарищи по партии.
Я увидел измотанного и седого Коляна на похоронах его отца. Шелков подошел ко мне, обнял и расплакался. «Что же делать, — бормотал я ему, — все там будем». Он поднял на меня выцветшие глаза, вытер слезы и сказал: «Тебе не понять! У папы был неоперабельный рак. А я ему сказал, что у него воспаление легких! Он ушел без нервов, во сне... А я?! Соврал! Первый раз в жизни!».